— А искал? — настырно спросила Светка.
— И не искал.
— Только не говори, что к шлюхам не бегал.
— Не бегал. Во-первых, я просто не знаю, как к ним подойти, во-вторых, на это деньги нужны. Ну а в-третьих, я по ночам дома спать привык.
Светка с сомнением посмотрела на Никиту.
— Ладно, я тебе поверю. Хотя, судя по тому, как ты трахаешься, верить не стоит. Так же как тому, что ты мне про любовь говорил, когда пуговицы расстегивал. У тебя еще и страсть-то не разгорелась. Потому что тогда ты бы не просидел эти четыре месяца в Москве, а прибежал бы ко мне. Даже зная, что это тебе жизни будет стоить. Но и это еще не любовь…
— А что?
— Может, когда-нибудь поймешь. Хотя не так все это просто. Знаешь, когда я могу поверить в то, что ты меня полюбил? Например, если госпожу Булочку когда-нибудь запрут на зоне, а ты ради того, чтоб меня просто увидеть и пару ночей в комнате свиданий провести, пару тысяч километров проедешь. Но мужики редко так любят. Так только бабы умеют. Поэтому я от тебя этого и не требую. Это из другой мыльной оперы. Лучше ложись со мной спать и не забивай себе голову…
Светка вызвала Маричку, которая укатила столик с посудой. Потом заперла дверь, выключила верхний свет и включила розовый ночник — почти такой же, какой был у нее на хлебозаводе, в подземной «гостинице».
— Забудь обо всем… — прошептала она, взяв Никиту за руки и подняв его из кресла. — Ты слишком молоденький, чтобы понимать всю эту фигню. Тебе ведь другое нужно, верно?
— Точно, — кивнул Никита, — но загрузила ты меня здорово. Я над всем этим думать буду.
— Думай, пожалуйста, только не сегодня. Лучше обними меня…
И Никиту опять обжег прилив острой нежности и даже жалости к Светке. Мягко припав губами к ее хмельному ротику, он вдруг почувствовал, что общение с этим маленьким чудовищем волнует не только тело. Больше того, целуясь со Светкой и понемногу снимая с нее одежду, он подумал, что, когда завтра его отсюда отправят домой, ему будет жалко уходить… Потому что ему будет не хватать этой золотистой гривки, этого столь изменчивого личика, то хитренького, то дурашливого, то жуткого и сулящего смерть. И он уже знал, что не позже чем к завтрашнему вечеру начнет тосковать по этим дерзким ручкам, которые сейчас столь прытко его раздевали, по этим грудкам-булочкам, по бесстыжим ножкам… И по всему остальному.
Поэтому оказавшись со Светкой под одеялом, на свежей похрустывающей простыне, он повел себя так, будто завтра на рассвете ему должны были как минимум отрубить голову.
Бормоча что-то бессвязное и самому непонятное, он целовал Булочку в полузакрытые глаза, в губы, в уши, в шею, рылся пальцами в волосах, жадно гладил плечи, груди, спину, бока…
Когда все кончилось и стон Булочки слился в единый звук с Никитиным стоном, она опять не отпустила его до самого финала.
С чувством блаженной усталости Ветров откинулся на подушку и заснул до утра. А утром схватил в объятия расслабленную, только что пробудившуюся Светку. И снова были жар, буйство, ожидание и восторг…
Уезжал Никита не на «Мерседесе», а в каком-то фургончике с надписью «Хлеб». Светка проводила его до подземного гаража и сказала:
— Не тяни с генералом. Лучше всего, если ты подъедешь к нему уже завтра. Во всяком случае, позвонить ему надо. В десять вечера подойдешь к той станции метро, на которой тебя сегодня высадят. Запомни машину и шофера, они будут те же.
Фургончик довез Никиту до метро «Каширская». Оттуда было неудобно ехать домой, зато очень удобно — в университет. Что Никита и сделал, явившись на экзамен с одной лишь авторучкой. И вытянул счастливый билет.
Как ни странно, когда Никита добрался домой, то общий план объяснений с родителями по поводу своего ночного отсутствия у него успел сложиться.
Во-первых, надо было похвалиться отличной отметкой. Это должно было резко снизить остроту момента.
Войдя в квартиру, где аппетитно пахло борщом, Никита, едва сняв куртку и ботинки, пожаловал на кухню. Мама посмотрела на него мрачновато.
— Явился, гуляка?! — произнесла она сурово, но с радостью, что сын пришел живой, здоровый и даже не похмельный.
— Так точно! — доложил Никита с улыбкой. — Замечаний не имел. Вот зачетка, убедись.
— Везет дуракам, — сказала мама, внимательно посмотрев на отметку и подпись экзаменатора, будто подозревая, что Никита их мог подделать. — Что спрашивали?
Это тоже уводило разговор в сторону от ночных похождений, и Никита не без удовольствия стал пересказывать весь ход экзамена во всех подробностях. Рассказ занял почти столько же времени, сколько сам экзамен, и за это время мать успела закончить приготовление обеда. Поэтому Никита завершал свое повествование, уже поглощая борщ.
Тем не менее, хотя рассказ об экзамене и изложение ответов на вопросы (на самом экзамене Никита сказал гораздо меньше, чем сейчас) в общем успокоили маму, она все-таки не успокоилась по поводу ночного отсутствия сына. Вот тут настала пора реализовывать то вранье, которое Ветров придумал на пути домой.
— Мам, — сказал Никита. — Ты зря беспокоилась. Я себе нашел новую работу. Видишь, какие у меня есть корочки?
И он вынул из кармана темно-алую книжицу, на лицевой стороне которой было золотистыми буквами написано «Красный рабочий», а на обороте большими буквами — «ПРЕССА».
Мама так и села.
— Господи! — воскликнула она. — Зачем тебе эта политика?! Хватит того, что ты едва-едва в девяносто третьем году не затесался к баркашовцам! А теперь к Анпилову потянуло? Или к Андреевой?! У тебя ум есть?!