Пока Есаул любезничал с Инной, годившейся ему в дочки, Механик присматривал за улицей, скромно покуривая на ступеньках. «Кепочку» оказалось не так-то легко обнаружить. Фонарей на улице было не много, висели они в основном над проезжей частью, а тротуары были отгорожены от нее хоть и безлистыми, но деревьями. Тень от них какая-никакая, а была, и разглядеть лица и одежду пешеходов было трудно. Тем не менее Механик все-таки углядел. «Кепочка» расположился в тени закрытого табачного киоска на противоположной стороне улицы. Изредка он выглядывал, дожидаясь, пока Механик с Есаулом произведут свои закупочные операции.
Наконец Есаул вышел из заведения, счастливо прижимая к сердцу пластиковый пакет с оскалившимся тигром и надписью «Happy New Year!». Новый год, правда, давно миновал, но пузырь и закусон, набранный на остаток сотни, создали для усача ощущение праздника. Опять же Инна так поулыбалась ветерану большого секса, что на душе потеплело. Он даже позабыл о таких мелких неприятностях, как «хвост», и, поднимаясь из подвала следом за мрачным маленьким Механиком, фальшиво промурлыкал свою любимую:
— «Есаул, есаул, что ж ты бросил коня? Пристрелить не поднялась рука…»
— Опробовал, что ли? — ворчливо произнес Механик.
— Как можно, Мех?! Даже пробку не отвинчивал. Вон, видишь, акцизная марка целехонькая…
— Ладно, топаем. Вон туда, в проходной двор.
— Как скажешь… Что, не отвязался этот?
— У киоска, видишь?
Есаул нахмурился. Кайф сломался.
— И долго мы так мотаться будем? — спросил он. — Жрать охота. Да и ноги все оттопал по Москве этой гребаной…
— Ничего, еще малость потопаешь, не рассыплешься. Сворачиваем!
Свернули. Все нормальные люди ходили тут по дорожке, мимо подъездов и палисадников очередной кирпичной пятиэтажки. По другую сторону дорожки был скверик с детской площадкой, на которой возвышалась грубо сляпанная снежная баба, торчала воткнутая в сугроб, на три четверти осыпавшаяся, но до сих пор не убранная новогодняя елка с обрывками серпантина и каких-то бумажных игрушек. Чуть дальше размещалась дощатая хоккейная коробка, обнесенная проволочной сеткой. На льду мотались десяток пацанов с клюшками, азартно переругиваясь сорванными голосами. А дальше стояло какое-то неправильной формы скопище «ракушек», «хлебниц» и других разномастных гаражей. Людей тут не было, владельцы этих машин зимой не ездили и оставили свою технику отдыхать до весны, поснимав с нее аккумуляторы, приемники, магнитолы, зеркала и даже резину. Вообще-то все скопище можно было миновать, никуда не сходя с дорожки, но Механик решительно свернул в ближайший проход между двумя ржавыми гаражами. Есаул едва протиснулся вслед за ним.
— Теперь быстро за «ракушку»! — отрывисто бросил Механик. — Присядь, блин, верста коломенская! Ниже, шапку видно.
Есаул, не обидевшись, присел. Механик тем временем юркнул за какую-то зачехленную и заметенную снегом машину.
Прождали не более полминуты. Парень в кепке неторопливо и с явной опаской прошел за гараж и в недоумении остановился. Видно было, что он колеблется — то ли выскочить из явно опасного автомобильного лабиринта, который тянулся метров на пятьдесят, то ли продолжать поиски. На свою беду, он выбрал второе, причем сунулся как раз в тот проход, где прятались Есаул и Механик. Он вот-вот должен был оказаться рядом с «ракушкой», за которой сидел богатырь, прижимавший к себе пакет с бутылкой. А вот машина, за которой прятался Механик, оказалась у него за спиной. Малый неслышно, как кот, выскользнул из-за машины и негромко спросил:
— Ищем кого-то, молодой человек?
Парень вздрогнул, обернулся, а в это время Есаул с неожиданной для такой махины прытью выскочил из-за «ракушки» и саданул его кулаком под дых.
— Х-ха… — «кепочка» согнулся, потерял дыхание, и Есаул одним тычком сшиб его на снег в проход между машинами. Еще мгновение — и Есаул насел на парня верхом, прижав ему коленями руки к бокам, а Механик, ухватив горе-сыщика за подбородок левой рукой, правой показал ему жутковатого вида самодельное оружие: увесистый кастет с четырьмя шипами-пирамидками на ударной части и ручкой, из которой после нажатия кнопок в одну сторону высовывалось отточенное, как бритва, ножевое лезвие, а в другую — тонкая трехгранная заточка, сделанная из штыка от мосинской винтовки.
— Усек? — прошипел Механик. — Говори тихо, но четко. Кто послал за нами стеклить? Менты?
— Нет, братаны… — еле ворочая языком, в ужасе пробормотал парень. — Я не мент, бля буду! Просто так зашел, побрызгать… Чего надо — берите, не режьте!
— Врешь, сука! — Механик приставил лезвие ножа к шее незадачливого топтуна. — Ты за нами еще в центре тащился, в метро ехал, а потом тому, что в пуховике, передал. Пять секунд на то, чтоб сознаться!
— Не мент я… — глаза у придавленного к земле мотались из угла в угол. — Меня братаны послали. Валера Гнедой.
— Не знаю такого. Дальше. Еще пять секунд имеешь на отдышку. Зачем послали?
— Хату вашу отследить. Вас у барыги засекли… — прохрипел парень. — А нам с Тимоном велели застеклить, где живете.
— Что еще про нас знаешь?
— Ничего…
Механик нажатием кнопки убрал ножевое лезвие в рукоять. В глазах парня на какую-то секунду промелькнула искра надежды. Но Механик знал, что жить пацану нельзя. Коротким и точным ударом сверху он вонзил штыковую заточку в угол глаза рядом с переносьем, по самую рукоять. Посланец Валеры Гнедого судорожно дернулся и затих. Выждав немного, Механик выдернул заточку. Крови из ранки вытекло не много — вся внутри осталась.