— О-о-о! Медхен! Фрейлейн! Девошка, ком цу мир! Вильст ду мит мир флиген? Давай, давай! Одер верде их пупу! Ха-ха-ха-ха! Ком цу мир, плен… Водка, музик, танцен, яа? Ха-ха-ха! «Мессершмитт» — гут, «Поликарпофф» — капут!
— Хоть бы пулемет был! — сказала Дуська. «Мессер», не открывая огня, промчался над самым «кукурузником», развернулся и, описав круг по горизонтали, снова вышел в хвост Дуськиному аэроплану.
— И я тибья луплю! — сказал немец на втором заходе.
— Да лупи ты, идол! — с отчаяния сказала Дуська, чтобы кончилось наконец это издевательство. Но немец опять не выстрелил. Гогоча, он пролетел над ней, да еще выпустил зачем-то шасси. Обутое в синтетическую резину колесо просвистело всего в паре метров над верхним крылом биплана.
— Их гее нах хаузе, — сказал немец, — бензин малё… Абер их ком видер!
И «мессер» отвалил. Дуська заметила на его фюзеляже пикового туза.
Всего полмесяца спустя Дуська встретилась на аэродроме со своей детдомовской подругой.
Майор, сопровождавший Клаву, устал слушать болтовню на детдомовские темы и отправился еще раз побеседовать с командиром полка.
— Четыре часа до света осталось, — сказал он скорее уныло, чем настойчиво.
— Дорогой ты мой партизан! — проворчал комполка, у которого была перевязана голова, а на скуле был налеплен пластырь, закрывавший пулевую ссадину. — Я не баба, рожать не умею… Да и бабы тоже самолетов не рожают.
— Ты пойми, мне же трибунал будет! — взвыл майор.
— Если всех разгильдяев судить, воевать будет некому! — буркнул комполка. — Получишь строгача, да и только. Ну, может, вместо одной большой звезды четыре маленькие дадут… Всего и делов-то! Что у тебя за телуха в полушубке? Разведчица?
— Не твое дело, — буркнул майор. — Ну найди тарахтелку, а?
— У меня «Дугласы», едрить тебя некуда, а не тарахтелки! За них золотом уплачено, не как-нибудь… Подарок доблестных союзников. У ребят и так по три-четыре вылета в сутки. На коньяке и шоколаде держатся, понял?!
— Вон у тебя дуреха сидит, с моей треплется.
— А, Евдоким… Ну, это не мое хозяйство. У нее через пять минут вылет в штаб штурмового полка. Почту везет из штаба корпуса.
— Секретную? — спросил майор.
— Нет, домашнюю. Газеты еще из политотдела. В задней кабине тесновато будет, но доехать можно.
— Ну а черта мне в этом штурмовом полку?
— Туда два часа лету на «У-2», а оттуда еще пара часов до твоих партизан… Возвращаться, конечно, придется засветло… Ну, поговори с ней.
— Погоди, а как же штаб корпуса?
— Ну, тут я не хозяин. Тебе как, приказ выполнять надо или по инстанциям бегать? Хочешь — бегай…
Майор решительно вышел из комнаты комполка и подошел к девушкам.
— Товарищ Громова! — сказал он официально. — У меня есть к вам предложение. Если вы хотите продолжить разговор с подругой, заберите ее с собой на этот вылет…
— Я бы забрала, — удивленно сказала Дуська. — А зачем?
— Карта есть?
— Есть. — Дуська подтянула планшетку и, расстегнув ее, развернула перед майором.
— Вот мы, — майор царапнул грязным ногтем по целлулоиду. — А вот райцентр. Километров шестьсот… Напрямую ведь не долетите?
— Ни Боже мой… — ухмыльнулась Дуська. — А потом, мне во-от сюда надо, в Горынцево. Туда-то еле-еле горючего хватает!
— Прекрасно! — просиял майор. — А оттуда хватит?
— Оттуда… — Дуська прикинула. — До райцентра, может, и хватит…
Она не успела сказать, что обратно придется идти на соплях и к тому же засветло, так как время три часа утра, на дворе март и светать будет совсем скоро. Не успела сказать, потому что явился техник и доложил:
— Товарищ младший лейтенант, машина к полету готова!
— Ну, все! — сказала Дуська, хватая мешок с письмами. — Я пошла… Догоняйте, что ли…
…«Ушка» стояла на слабо расчищенной площадке, обутая в смешные самолетные лыжи. Морозец был еще февральский, хоть март уже кончался, ветер тоже был достаточно колючий, и поземка струилась по взлетной полосе.
— Бр-р… — сказала Дуська, ставя на крыло обутую в унт ногу и забрасывая другую в кабину. Перекинула мешок с письмами и крикнула Клаве:
— Ну, чего стала? Садись! Довезу как-нибудь… Не чужая ведь.
Клава, одетая в дубленый «романовский» полушубок, валенки и ватные штаны, толстый пуховой платок и ушанку на три размера больше, неуклюже вскарабкалась на самолет и втиснулась в кабину. Ей бы это не удалось, если бы майор галантно не подпихнул ее под зад. Затем подал ей вещмешок, укутанную в чехол снайперскую винтовку, пожал руку. Техники взялись за винт, послышались команды: «Контакт!» — «Есть контакт!» — «От винта!» — и мотор «ушки» радостно затарахтел. Дуська махнула руками, чтобы освободили лыжи, и дала газ. «Ушка» встрепенулась, заскользила по снегу, разбежалась и словно бы подпрыгнула в небо…
До штурмовиков они долетели без приключений и даже раньше, чем думала Дуська. Еще в воздухе подруги условились, что и как говорить. Впрочем, врать не пришлось. Штурмовики, едва получив письма, были готовы расшибиться в лепешку. Баки «ушки» залили до отказа и даже не спросили, куда она отправляется. Перед самым отлетом явился пожилой оружейник и притащил пулемет «ДП» с четырьмя дисками.
— На вот, Евдокея, — сказал он, по-вологодски окая, — кавалеров-то отгонять… Бронебойно заряжено, и зажигательно есть. Просила раз, дак я и сделал…
«ДП» пришлось взять не Дуське, а Клаве, у которой освободилось место сданного штурмовикам мешка.
— Эх, успеть бы до света! — прямо-таки помолилась Дуська, поднимая «ушку» в воздух, который стал заметно светлее…