Фартовое дело - Страница 47

— Неужели? — удивилась Клава. — А я-то думала, что ты уж десяток фрицев сбила! Я, честно говоря, чуть не обделалась со страху, когда на нас «мессер» навалился… И стрельнуть, думаю, не успеешь, как срежет… Целилась долго, а нажать не успела. А ты его с руки — р-раз! — и вдрызг! Ну и нервы у тебя, Чавела! Я-то, когда первого финна тенькнула, ревела… Хоть и далеко, а в оптику его лицо видно было. Белобрысый такой был, совсем как русский…

— Не наше это дело, убивать… — тихо сказала Зоя. — Я вот фашистов терпеть не могу, убью — плакать не буду, но радости от этого никакой… Вот если мне раненого отходить удается, тогда радуюсь. В прошлом году Вальку Хомутова навылет в грудь прошило, в трех местах… Синел уже было, а ожил…

— А ты что, военврач? — спросила Клава.

— Сестра медицинская… Врача у нас нет. Обещали прислать, но пока нет. Надо, чтоб он с парашютом прыгать умел. Аэродром у нас немцы отбили в феврале еще.

— Да, если вам врача будут так же, как меня, отправлять, то вы его долго ждать будете. Дурак какой-то в штабе, чинуша, приказал на чем хошь отправлять. Ну подождали бы дня три, подумаешь, спешка! А вот теперь еще неизвестно, доберусь я до этого Сергеева или нет…

— Что-то Юрка задерживается… — сказала Зоя.

— А тебя-то как зовут? — вспомнила Дуська.

— Зоя.

— Партизанское у тебя имя… — заметила Клава. — А меня Клавдия. Тараканова…

— Ух ты! — удивилась Зоя. — Я такую картинку видела: стоит женщина в черном, в темнице, а в окошко вода заливается. Называется «Княжна Тараканова». Она в восемнадцатом веке жила и говорила про себя, что дочка императрицы Елизаветы. А Екатерина ее арестовала, посадила в тюрьму, и там она утонула. Наводнение в Петербурге было, а ее из камеры не вывели…

— Ну, это не про меня… — сказала Клава. — Хотя я в прошлом году тоже чуть не утонула. Мы через Волгу под Сталинградом переправлялись на барже. «Лапотник» спикировал — шарах! — и наших нет… Октябрь, водичка уже та… На бревне доплыла почти от середины.

— Сидят как курицы, квохчут! — раздалось сердитое шипение Юрки, неслышно появившегося из-за кустов. — Ляля разводят! А если б я немец был?

— Ты как черт из коробочки, — с заметным удивлением сказала Клава, — не учуяла…

— В общем, так, — сказал Юрка, — я приглядочку сделал. Они тут целую оборону поставили. Болото все чистое, они только начали кусты срубать, берег расчищать. Свежая рубка, вчера рубили, может, и сегодня придут… Но рубят лениво, понемногу, видно, их никто не подгоняет… Они от леса кусты всего шагов на десять порубили, и огрехов еще полно. По самой опушке у них проложена проволока с колючками, как пружина. Климыч говорил, такая штука называется… Зой, как того мужика звали, что попы сожгли?

— При чем тут он? А потом, попы много кого сожгли, ты о ком?

— Ну, он говорил, что на других планетах люди живут…

— А, Джордано Бруно!

— Вот-вот! Вот эта штука называется спираль Бруно! Так Климыч говорил… А за этой самой спиралью, наверно, мины поставлены.

— Почему ты так думаешь?.. — спросила Клава.

— Потому что следов на той стороне не видно. Все следы фрицевские идут вдоль спирали, с внешней стороны… А уже в самом лесу, метров тридцать вверх по склону, еще проволока, и не простая, а электрическая. Она прямо между деревьями натянута, а изоляторы прямо в стволы ввинчены, с ихней стороны, от нас их не видно…

— А как же ты увидел?

— Проволока-то вокруг всего острова идет, поворачивает… Прямо посмотришь — не видно, а вбок, если приглядеться, разглядеть можно. Дальше склон круче и деревья пореже, там простая проволока, на кольях, в три ряда, без электричества. От этой проволоки еще пятьдесят метров вверх по склону лес вырублен под корешок, и вокруг всей верхушки — траншея. Но с берега озера ее не видать, у сосен верхушки пышные — закрывают. Отсюда тоже не видно, кусты мешают, только от самого края кустов можно рассмотреть. С этой стороны в траншее видел три бронеколпака, вроде бы для пулеметов, а выше их — дот, он почти весь в землю закопан, сеткой замаскирован, а выхода из него не видно, должно быть, он на самой верхушке холма. Этот дот построен уголком, амбразур штуки четыре, наверно, тоже для пулеметов, строчить можно и на восток, и на север…

— Так что же они по нас не стреляли? — удивилась Клава.

— А их там нету никого, — сказал Юрка. — В бетоне просто так сидеть холодно, надо топить, да и не протопишь… Да и чего бояться? Лед тонкий, как они думают, три проволоки да мины… Они днем небось и ток в проволоку не включают. Горючего им не завозят, а если завозят, то бочками, понемногу, зачем зря движок гонять? Ночью они наверняка еще прожектора светят, так что солярки много тратится… Сейчас ночи еще долгие.

— Ну, что-то это на немцев непохоже… — сомнительно покачала головой Клава. — Они же знают, что тут партизаны поблизости!

— Знают, — кивнул Юрка, — только они всегда на свою технику надеются. И потом, они партизан днем не ждут… Вот это-то и плохо…

— Ты думаешь, ночью они нас засекут? — с полуслова поняла Клава.

— Как пить дать! На ночь они наверняка дежурных в доты выставляют и прожекторами светят… На открытом льду даже ночью можно и без прожектора заметить. Маскхалатов у нас нет… Не успеем добежать, скосят…

— Значит, сейчас надо уходить?

— Надо бы… — сказал Юрка нерешительно, словно бы сомневаясь.

— Так чего ж мы ждем? — встрепенулась Дуська. — Пошли!

— Сиди ты, торопыга! — проворчала Клава. — Мы сюда-то бежали, весь лед потрескался… Надо вдоль острова пройти, может, где лед покрепче…